Я - такой, какой есть, и посмейте мне запретить!
Творческое...
Когда она вошла в мой кабинет (о случившемся несчастье меня предупредили заранее), я ждал всего: истерик, причитаний, ругани, в конце концов, или проклинай судьбы. Но она опустилась в кресло, словно в ожидании пошива вечернего платья, и глухо рассмеялась. Хрипло, прокурено, грудным таким голосом, наводящим на мысль о вечной простуде. Она сразу же принялась рассказывать, что чувствует себя теперь свободной, очень рада, что все закончилось. Теперь появилась возможность воплощать свои идеи, мечты без постоянного надзора со стороны. Больше нет давящего груза, ежеминутного расписания, резких требований и необходимости куда-то бежать. Так приятно сделать вдох полной грудью, не опасаясь за состояние душевного равновесия. Резкий поток слов, словно она молчала долгие годы.
А я смотрел на нее и не мог отделаться от мысли, что здесь что-то не так. Я, не отрываясь, смотрел на ее лицо, следил за каждым движением-дрожью век, и лишь позже осознал: ее взгляд не соответствовал мимике, жестам и словам. Если целый комплекс был призван создать эффект оптимизма, то там, в глубине глаз, читалось совершенно иное. Позже, анализируя ситуацию, в голову приходили такие понятия как «суицид», «смерть» и еще много терминов из этой области. Почему она, такая живая и смешливая, не производила впечатление той, о которой рассказывала? Она воспринималась совершенно иначе.
Я достал альбом, где хранились фотографии разных людей периода апатии и депрессии. Меня интересовали их лица. Мужчины, женщины, юноши, девушки всевозможных мировоззрений были индивидуальны и одновременно их сближало одно: небольшая морщинка, прорезавшая лоб и провалы глаз. Глядя на них, состояние душ было как на ладони, никаких сомнений не возникало, что вот они, те самые, которые решили проститься с жизнью. Для сравнения я положил ее фото прямо перед собой. Ничего похожего, не помогла даже лупа. Уголки губ направлены кверху, на щеках – румянец будто бы она с мороза, хотя на дворе весна еще только начинала заявлять о себе, слегка сморщенный носик. Красивая, стремительная и живая.
И вместе с тем отчетливое в сознании – смерть. Я пытался понять, почему не могу отделаться от этой мысли? Хотелось вскочить, встряхнуть ее за плечи, заорать: «не умирай!». Позже я связался с ее семьей, попросил прислать еще фотографий, начиная с детства. Быть может, там я смогу найти ответ на мучавший меня вопрос.
Ранние черно-белые изображения, платьица в цветочек, лаковые туфельки, объятья с плюшевыми игрушками – ничего не обычного. Ее жизнь раскрывалась перед моими глазами: школа, институт, площадки для игр с детьми. Всегда прилежно одетая, она чуть улыбалась, глядя в объектив, пытаясь показать, что у нее на все эти забавности есть всего лишь минутка. Едва выпавший снег, а она уже в шубке. А вот яркий зонтик с изображением котят. Уверенная, спокойная, милая и почти неменяющаяся. Те же длинные ресницы, укрывающие плечи волосы, аккуратные сапожки или туфельки. Вошедшая в взрослую жизнь, она продолжала так же улыбаться, черты лица не портила и сигарета. По-прежнему гладкий лоб, глаза с вспыхивающими в них искорками, когда отмечалось торжество. На свадьбе они приобрели золотистый цвет. Таким он и оставался, пока не произошла трагедия.
Я мог бы объяснить исчезновение искр, несчастье никого не веселит. Да, в последнее время ей приходилось тяжело, но даже тогда не ощущалось боли и страданий. И вот последняя фотография. Она все та же, вот только присутствие ощущается лишь физически. Искусно продуманный образ, тщательно вымеренные слова и жесты – отлично знает, как выглядит со стороны. На то и рассчитано.
Поначалу хотелось броситься вслед за ней, остановить, удержать от рискованного шага отправиться в полет с крыши высотки, но уже в следующее мгновение приходило осознание – она не стремится к суициду. Какое бы определение подобрать? Словно… Словно она уже умерла. Да, тело двигалось, рот открывался, и произносились звуки, но как сквозь туман, по заданной программе. Внезапно меня словно ударило током. Вот оно – наиболее подходящее определение! Андроид. С внешностью человека, такими же эмоциями, повадками, наделенный обширной программой и способностью реагировать на любую ситуацию. До идиотизма похожий на человека и одновременно – не являющийся им. Вот чем веяло от нее! Она на мастерском уровне пользовалась схемами, выдавая себя за живую. И только в глубине глаз скрывалась истинность. Мертвое, потухшее сознание, выбравшее свой Путь…
Когда она вошла в мой кабинет (о случившемся несчастье меня предупредили заранее), я ждал всего: истерик, причитаний, ругани, в конце концов, или проклинай судьбы. Но она опустилась в кресло, словно в ожидании пошива вечернего платья, и глухо рассмеялась. Хрипло, прокурено, грудным таким голосом, наводящим на мысль о вечной простуде. Она сразу же принялась рассказывать, что чувствует себя теперь свободной, очень рада, что все закончилось. Теперь появилась возможность воплощать свои идеи, мечты без постоянного надзора со стороны. Больше нет давящего груза, ежеминутного расписания, резких требований и необходимости куда-то бежать. Так приятно сделать вдох полной грудью, не опасаясь за состояние душевного равновесия. Резкий поток слов, словно она молчала долгие годы.
А я смотрел на нее и не мог отделаться от мысли, что здесь что-то не так. Я, не отрываясь, смотрел на ее лицо, следил за каждым движением-дрожью век, и лишь позже осознал: ее взгляд не соответствовал мимике, жестам и словам. Если целый комплекс был призван создать эффект оптимизма, то там, в глубине глаз, читалось совершенно иное. Позже, анализируя ситуацию, в голову приходили такие понятия как «суицид», «смерть» и еще много терминов из этой области. Почему она, такая живая и смешливая, не производила впечатление той, о которой рассказывала? Она воспринималась совершенно иначе.
Я достал альбом, где хранились фотографии разных людей периода апатии и депрессии. Меня интересовали их лица. Мужчины, женщины, юноши, девушки всевозможных мировоззрений были индивидуальны и одновременно их сближало одно: небольшая морщинка, прорезавшая лоб и провалы глаз. Глядя на них, состояние душ было как на ладони, никаких сомнений не возникало, что вот они, те самые, которые решили проститься с жизнью. Для сравнения я положил ее фото прямо перед собой. Ничего похожего, не помогла даже лупа. Уголки губ направлены кверху, на щеках – румянец будто бы она с мороза, хотя на дворе весна еще только начинала заявлять о себе, слегка сморщенный носик. Красивая, стремительная и живая.
И вместе с тем отчетливое в сознании – смерть. Я пытался понять, почему не могу отделаться от этой мысли? Хотелось вскочить, встряхнуть ее за плечи, заорать: «не умирай!». Позже я связался с ее семьей, попросил прислать еще фотографий, начиная с детства. Быть может, там я смогу найти ответ на мучавший меня вопрос.
Ранние черно-белые изображения, платьица в цветочек, лаковые туфельки, объятья с плюшевыми игрушками – ничего не обычного. Ее жизнь раскрывалась перед моими глазами: школа, институт, площадки для игр с детьми. Всегда прилежно одетая, она чуть улыбалась, глядя в объектив, пытаясь показать, что у нее на все эти забавности есть всего лишь минутка. Едва выпавший снег, а она уже в шубке. А вот яркий зонтик с изображением котят. Уверенная, спокойная, милая и почти неменяющаяся. Те же длинные ресницы, укрывающие плечи волосы, аккуратные сапожки или туфельки. Вошедшая в взрослую жизнь, она продолжала так же улыбаться, черты лица не портила и сигарета. По-прежнему гладкий лоб, глаза с вспыхивающими в них искорками, когда отмечалось торжество. На свадьбе они приобрели золотистый цвет. Таким он и оставался, пока не произошла трагедия.
Я мог бы объяснить исчезновение искр, несчастье никого не веселит. Да, в последнее время ей приходилось тяжело, но даже тогда не ощущалось боли и страданий. И вот последняя фотография. Она все та же, вот только присутствие ощущается лишь физически. Искусно продуманный образ, тщательно вымеренные слова и жесты – отлично знает, как выглядит со стороны. На то и рассчитано.
Поначалу хотелось броситься вслед за ней, остановить, удержать от рискованного шага отправиться в полет с крыши высотки, но уже в следующее мгновение приходило осознание – она не стремится к суициду. Какое бы определение подобрать? Словно… Словно она уже умерла. Да, тело двигалось, рот открывался, и произносились звуки, но как сквозь туман, по заданной программе. Внезапно меня словно ударило током. Вот оно – наиболее подходящее определение! Андроид. С внешностью человека, такими же эмоциями, повадками, наделенный обширной программой и способностью реагировать на любую ситуацию. До идиотизма похожий на человека и одновременно – не являющийся им. Вот чем веяло от нее! Она на мастерском уровне пользовалась схемами, выдавая себя за живую. И только в глубине глаз скрывалась истинность. Мертвое, потухшее сознание, выбравшее свой Путь…
EAC, не знаю, если честно... зарисовка...
Вообще текст интересный.
Спасибо)