Я - такой, какой есть, и посмейте мне запретить!
Мир безумия и боли. День первый.
"И замереть, благоухая…
И губы, тонкие как лед,
Прошепчут: - Ну и как, родная?
Все так же? Цел ли небосвод?
А ты глаза опустишь к полу,
Не зная, как же рассказать…
Что больше нету того дома,
Где петь хотелось, танцевать.
Что вместо призрачной поляны
Роскошный берег и гранит.
Обозначение «древляне»
Умерщвлением грозит.
И что у «Вереска крылатых»
Теперь другие имена.
Но в горле кровь. Ты улыбнешься:
- Все хорошо! Сейчас весна!
- Ну и кто у нас сегодня? – От улыбающейся слащавой физиономии врача начало подташнивать с первых же секунд. – Мышка? Может быть, лисичка?
Он сел ко мне на постель и поправил съехавшие на нос очки. Мне захотелось кинуться к унитазу, но ноги были привязаны. Оставалось спрятать лицо за руками – хотя бы они были свободны.
- Как мы сегодня себя чувствуем?
Да когда же он отвяжется? Так, надо заставить себя пройти через эту пытку. Натянем масочку, и все обойдется.
- Я сегодня человек.
- Даже так? – Его удивление фальшиво, как и весь он сам. Ждет, что я проколюсь, и вновь выдаст запрет на прогулку. Ему это нравится. С тех пор, как мы нашли в его кабинете фотографии обнаженных девочек, распятых или привязанных, на некоторых из которых были характерные беловатые следы, можно было ничему не удивляться. Поставленный мне диагноз – шизофрения и психопатия – сфабриковали заранее. У любого начнутся галлюцинации, если перебрать с таблетками. Но все началось гораздо раньше…
Год назад.
- Мам, можно я пойду во двор? – Крикнула я в пустоту дома и тут же сама себе ответила:
- Конечно, милая. Иди, поиграй.
Когда особенно хотелось выть от тоски, я сама себе придумывала такое развлечение: представляла, что мама все еще жива и по-прежнему заботится обо мне.
Но такие игры всегда заканчивались одним: слезами. Мама умерла полгода назад, и меня к себе взяла тетка. Не замужем, двое детей – как гласили анкетные данные. Она сестру-то свою терпеть не могла, мужа извела, что уж говорить обо мне. Если бы я сдохла, она была бы рада. Но социальный суд принудил ее взять меня под свою опеку.
Можно было бы подумать, что я оказалась на правах золушки. Вовсе нет. Крыша над головой, еда, книги, приличная одежда, все это у меня было. Можно даже было в школу ходить. Мне никто не указывал, что делать, когда ложиться спать, чистить зубы или идти гулять во двор. Вот в этом-то и заключалась проблема: мне никто ничего вообще не говорил. Не замечали. Словно бы меня и не существовало в этом доме.
По началу я пыталась привлекать к себе внимание. То залезу в холодильник и съем весь бекон, который тетка приготовила на завтрак для всей семьи. А потом ждала, когда она придет с работы, обнаружит пропажу и начнет дознание. Но она смотрела на полки, потом вздыхала и звала сыновей:
- Ты съел весь бекон? – Данил молча мотал головой.
- Значит, это ты сделал? – Митька тут же яростно принимался отрицать.
Следующей должна была быть я. Я даже стояла рядом с «братьями» едва ли не на вытяжку. Но тетка только еще печальнее вздыхала.
- Мыши. Все это проклятые мыши. – Произносила она и отпускала мальчишек гулять. Закрывала холодильник и уходила к себе.
В следующий раз я шла на скотный двор, выискивала курочку пожирнее и сворачивала ей шею, оставляя лежать на самом видном месте. История повторялась: вызывались сыновья, отрицание, вздох. Разве что речь шла не о мышах, а о зловредной лисице, так не вовремя погубившей любимую птичку.
Я пыталась стоять у нее на проходе, хватала за руки, дергала за платье, но тетка лишь вяло отмахивалась, порой прося сыновей помочь ей избавиться от репейника, который она, видимо, случайно подцепила в огороде. Тогда я шла в комнаты к мальчишкам. Разбрасывала их игрушки, толкала на кровать. Реакция была такой же.
Однажды они дружно смотрели кино, удобно устроившись на диване в гостиной. Я решилась: пулей влетела в комнату и с размаху прыгнула на них. Их руки взметнулись вверх, защищая лица, после чего дружно толкнули меня, сбрасывая на пол, и вновь уставились в экран.
Это сводило меня с ума. В школе попыталась все рассказать подруге, но та только засмеялась, сказав, что она бы на моем месте только радовалась: никаких запретов, делай, что хочешь. Тогда я несколько дней собиралась с мужеством и, решившись, выложила происходящее и мучавшее меня нашей учительнице. Та улыбнулась, пригладила мои выбившиеся из косы пряди и сказала, чтобы я не придумывала. Она прекрасно знает мою семью, видит, как обо мне заботятся, а вот фильмов мне явно стоит смотреть поменьше.
И хоть признания не улучшили ситуацию, но один положительный момент в них все же был: я была материальна. По крайне мере, учительница и подруга не игнорировали меня в отличие от моей так называемой семьи.
Были вечера, когда меня посещали мысли об уходе из дома. Но куда я пойду? Больше родственников у меня не было. Или я не знала о них. Бродить по дорогам и отелям – можно нарваться на неприятности. Да и денег своих у меня не было почти. А тетка оставляла в секретере копейки. Так что, несмотря на такое отношение ко мне, так у меня была хотя бы крыша над головой и еда.
С каждым разом становилось все хуже. Меня удивляло, что другие ребята из класса часто остаются друг у друга, куда-то ездят группами. Я пыталась напроситься, но, как правило, везло только раз. Родители одноклассников, познакомившись со мной, после придумывали различные причины, почему я не могу остаться в их доме. Вот тогда-то от глупых «у меня насморк, прости, дорогая» - хотя только что вернулась из салона красоты, и начало подташнивать. А еще через неделю я приняла решение, что буду делать вид, что их нет. Как вы с нами, так и мы – с вами.
Но однажды, придя домой из школы – меня тошнило от обсуждений предстоящего выпускного бала – я обнаружила под дверью белый конверт. С одной стороны это указывало, что дом пуст. С другой – нам редко приносили почту. Ну а раз мне все дозволено, я взяла письмо, устроилась на крыше и принялась изучать. Деловой тон и официальность бумаги встревожили. Какие-то непонятные огромные цифры, приложенные медицинские справки. С трудом разобравшись в написанном, меня охватило волнение. Совсем недавно на насыпи, где проходит железная дорога, сильно пострадал мальчик из моей школы. Детали мне были не известны, вот только почему счет за лечение пришел к нам? Я еще раз проверила адрес. Ошибки не было. Пока я перетряхивала конверт, мне на колени выпал прямоугольный листок, сложенный в 2 раза. Черный кант. Предчувствуя нехорошее, я развернула его. Это оказалось уведомление о смерти пострадавшего. Мальчик не выжил. Не удивительно – насыпь высокая, только летя по ней, можно свернуть себе шею. А внезапно вылетевший поезд… Думаю, картина ясна.
Но при чем тут моя семья?"
Продолжение будет выкладываться. Если проявится интерес...
"И замереть, благоухая…
И губы, тонкие как лед,
Прошепчут: - Ну и как, родная?
Все так же? Цел ли небосвод?
А ты глаза опустишь к полу,
Не зная, как же рассказать…
Что больше нету того дома,
Где петь хотелось, танцевать.
Что вместо призрачной поляны
Роскошный берег и гранит.
Обозначение «древляне»
Умерщвлением грозит.
И что у «Вереска крылатых»
Теперь другие имена.
Но в горле кровь. Ты улыбнешься:
- Все хорошо! Сейчас весна!
- Ну и кто у нас сегодня? – От улыбающейся слащавой физиономии врача начало подташнивать с первых же секунд. – Мышка? Может быть, лисичка?
Он сел ко мне на постель и поправил съехавшие на нос очки. Мне захотелось кинуться к унитазу, но ноги были привязаны. Оставалось спрятать лицо за руками – хотя бы они были свободны.
- Как мы сегодня себя чувствуем?
Да когда же он отвяжется? Так, надо заставить себя пройти через эту пытку. Натянем масочку, и все обойдется.
- Я сегодня человек.
- Даже так? – Его удивление фальшиво, как и весь он сам. Ждет, что я проколюсь, и вновь выдаст запрет на прогулку. Ему это нравится. С тех пор, как мы нашли в его кабинете фотографии обнаженных девочек, распятых или привязанных, на некоторых из которых были характерные беловатые следы, можно было ничему не удивляться. Поставленный мне диагноз – шизофрения и психопатия – сфабриковали заранее. У любого начнутся галлюцинации, если перебрать с таблетками. Но все началось гораздо раньше…
Год назад.
- Мам, можно я пойду во двор? – Крикнула я в пустоту дома и тут же сама себе ответила:
- Конечно, милая. Иди, поиграй.
Когда особенно хотелось выть от тоски, я сама себе придумывала такое развлечение: представляла, что мама все еще жива и по-прежнему заботится обо мне.
Но такие игры всегда заканчивались одним: слезами. Мама умерла полгода назад, и меня к себе взяла тетка. Не замужем, двое детей – как гласили анкетные данные. Она сестру-то свою терпеть не могла, мужа извела, что уж говорить обо мне. Если бы я сдохла, она была бы рада. Но социальный суд принудил ее взять меня под свою опеку.
Можно было бы подумать, что я оказалась на правах золушки. Вовсе нет. Крыша над головой, еда, книги, приличная одежда, все это у меня было. Можно даже было в школу ходить. Мне никто не указывал, что делать, когда ложиться спать, чистить зубы или идти гулять во двор. Вот в этом-то и заключалась проблема: мне никто ничего вообще не говорил. Не замечали. Словно бы меня и не существовало в этом доме.
По началу я пыталась привлекать к себе внимание. То залезу в холодильник и съем весь бекон, который тетка приготовила на завтрак для всей семьи. А потом ждала, когда она придет с работы, обнаружит пропажу и начнет дознание. Но она смотрела на полки, потом вздыхала и звала сыновей:
- Ты съел весь бекон? – Данил молча мотал головой.
- Значит, это ты сделал? – Митька тут же яростно принимался отрицать.
Следующей должна была быть я. Я даже стояла рядом с «братьями» едва ли не на вытяжку. Но тетка только еще печальнее вздыхала.
- Мыши. Все это проклятые мыши. – Произносила она и отпускала мальчишек гулять. Закрывала холодильник и уходила к себе.
В следующий раз я шла на скотный двор, выискивала курочку пожирнее и сворачивала ей шею, оставляя лежать на самом видном месте. История повторялась: вызывались сыновья, отрицание, вздох. Разве что речь шла не о мышах, а о зловредной лисице, так не вовремя погубившей любимую птичку.
Я пыталась стоять у нее на проходе, хватала за руки, дергала за платье, но тетка лишь вяло отмахивалась, порой прося сыновей помочь ей избавиться от репейника, который она, видимо, случайно подцепила в огороде. Тогда я шла в комнаты к мальчишкам. Разбрасывала их игрушки, толкала на кровать. Реакция была такой же.
Однажды они дружно смотрели кино, удобно устроившись на диване в гостиной. Я решилась: пулей влетела в комнату и с размаху прыгнула на них. Их руки взметнулись вверх, защищая лица, после чего дружно толкнули меня, сбрасывая на пол, и вновь уставились в экран.
Это сводило меня с ума. В школе попыталась все рассказать подруге, но та только засмеялась, сказав, что она бы на моем месте только радовалась: никаких запретов, делай, что хочешь. Тогда я несколько дней собиралась с мужеством и, решившись, выложила происходящее и мучавшее меня нашей учительнице. Та улыбнулась, пригладила мои выбившиеся из косы пряди и сказала, чтобы я не придумывала. Она прекрасно знает мою семью, видит, как обо мне заботятся, а вот фильмов мне явно стоит смотреть поменьше.
И хоть признания не улучшили ситуацию, но один положительный момент в них все же был: я была материальна. По крайне мере, учительница и подруга не игнорировали меня в отличие от моей так называемой семьи.
Были вечера, когда меня посещали мысли об уходе из дома. Но куда я пойду? Больше родственников у меня не было. Или я не знала о них. Бродить по дорогам и отелям – можно нарваться на неприятности. Да и денег своих у меня не было почти. А тетка оставляла в секретере копейки. Так что, несмотря на такое отношение ко мне, так у меня была хотя бы крыша над головой и еда.
С каждым разом становилось все хуже. Меня удивляло, что другие ребята из класса часто остаются друг у друга, куда-то ездят группами. Я пыталась напроситься, но, как правило, везло только раз. Родители одноклассников, познакомившись со мной, после придумывали различные причины, почему я не могу остаться в их доме. Вот тогда-то от глупых «у меня насморк, прости, дорогая» - хотя только что вернулась из салона красоты, и начало подташнивать. А еще через неделю я приняла решение, что буду делать вид, что их нет. Как вы с нами, так и мы – с вами.
Но однажды, придя домой из школы – меня тошнило от обсуждений предстоящего выпускного бала – я обнаружила под дверью белый конверт. С одной стороны это указывало, что дом пуст. С другой – нам редко приносили почту. Ну а раз мне все дозволено, я взяла письмо, устроилась на крыше и принялась изучать. Деловой тон и официальность бумаги встревожили. Какие-то непонятные огромные цифры, приложенные медицинские справки. С трудом разобравшись в написанном, меня охватило волнение. Совсем недавно на насыпи, где проходит железная дорога, сильно пострадал мальчик из моей школы. Детали мне были не известны, вот только почему счет за лечение пришел к нам? Я еще раз проверила адрес. Ошибки не было. Пока я перетряхивала конверт, мне на колени выпал прямоугольный листок, сложенный в 2 раза. Черный кант. Предчувствуя нехорошее, я развернула его. Это оказалось уведомление о смерти пострадавшего. Мальчик не выжил. Не удивительно – насыпь высокая, только летя по ней, можно свернуть себе шею. А внезапно вылетевший поезд… Думаю, картина ясна.
Но при чем тут моя семья?"
Продолжение будет выкладываться. Если проявится интерес...
@темы: Мир безумия и боли